Конечно, в одну реку нельзя войти дважды. Но история повторяется. И единственное чему она учит – история никого ничему не учит. Однако не все такие безнадежные двоечники. И раз уж мы снова вступаем в мутные волны кризиса, надо постараться выйти сухим из воды.

Над всей Америкой безоблачное небо

В конце 20-х годов Америка стояла на пороге Золотого века. Бум наблюдался абсолютно во всех сферах: в экономике, в промышленности, в сельском хозяйстве, в науке, в здравоохранении, в культуре. Благосостояние неуклонно росло. В повседневный обиход входили вещи, еще недавно считавшиеся малодоступной роскошью, - автомобили, радиоприемники, телефоны, кухонные комбайны, холодильники...

Появились отчетливые черты наступающей социальной гармонии. Униженные и оскорбленные, настроенные бороться за свои права, почти перевелись, и в стране практически прекратилась политическая деятельность.

Нависшую над горизонтом грозовую тучу простые американцы, увлеченные новыми перспективами потребления, не замечали. Впрочем, не замечали ее и крупнейшие специалисты в сфере экономики. Первый удар, получивший название «черного четверга», случился с экономикой США 24 октября 1929 года. Но финансовые гуру вплоть до 23 октября высказывали прогнозы, похожие на заздравные тосты.

Самый известный американский экономист, профессор Йельского университета Ирвинг Фишер, к мнению которого прислушивался весь деловой мир, 15 октября заявил: «Я ожидаю, что через несколько недель уровень цен на бирже будет значительно выше, чем сегодня». Через два дня его оптимизм возрос: «Биржевые цены достигли уровня, который похож на постоянно высокое плато». В понедельник 21 октября он еще больше поднял ставки: «Даже при сегодняшнем высоком уровне биржевых цен котировки акций еще не достигли своей реальной ценности». И, наконец, 22 октября Фишер возвестил: «По-моему, появляющиеся предсказания о резком изменении курсов ценных бумаг, которое затронет общий уровень цен, не имеет под собой оснований».

Еще один бесспорный авторитет, Уэсли Митчел, профессор экономики Колумбийского университета и директор Национального бюро экономических исследований, в докладе Белому дому констатировал: «Ключ к пониманию экономического развития последних лет - ускорение, а не структурные изменения... Ситуация складывается благоприятно, энергия движения поразительна».

В абсолютном неведении относительного грядущего биржевого краха был, естественно, и президент США Герберт Гувер: его максимально оптимистично ориентировали консультанты из Федеральной Резервной системы (ФРС), в которую входили 12 крупнейших банков. Даже когда страну захлестнула депрессия, он сохранял оптимизм. И регулярно пытался убедить нацию в том, что худшее позади, и совсем скоро над погрузившейся во мрак Америкой взойдет солнце.

Глас разума

С другой стороны, некоторые эксперты, к мнению которых деловые круги не очень-то прислушивались, высказывали сомнения относительно устойчивости рынка. Среди них был такой колоритный персонаж, как Роджер Бэбсон, инвестиционный консультант из Бостона. В своих прогнозах он использовал физические законы, наиглавнейшим из которых считал третий закон Ньютона о действии и противодействии. И его модель, кстати, работала наилучшим образом. Вооружившись старыми подшивками Commercial and Financial Chronicle, он довольно точно высчитывал деловые циклы, состоящие из четырех периодов: улучшение, процветание, спад, депрессия. На сей раз его цикл оказался чуть сдвинутым, он начал играть на фондовом рынке на понижение в 1926 году, и переменил стратегию в 1930, когда, по его данным, будто бы уже началось улучшение. В принципе, даже этот приблизительный расчет помог избежать ему банкротства. Хотя и существенной выгоды не принес.

Естественно, раздавались в этом тихом хоре и голоса, которые опирались на более внятные экономические теории. Они принадлежали, в частности, Бенджамину Андерсону, главному экономисту Chase Manhatten Bank и Паркеру Уиллису, профессору банковского дела в Колумбийском университете и редактору Journal of Commerce. Многие европейские экономисты тоже предрекали и американскую депрессию, и мировой кризис.

На фоне всеобщей эйфории этих критиков настораживал ряд вопиющих обстоятельств. Главным экономическим трендом в 20-е годы в США была политика стабилизации цен, которая провоцировала скрытую инфляцию. Вместе с тем ФРС постоянно искусственно занижал процентные ставки. В 1927 году учетная ставка достигла феноменального значения -  3,5%. Чрезвычайно дешевые деньги и неограниченный кредит привели к тому, что на бирже несколько лет подряд безраздельно властвовали «быки», взвинчивающие стоимость акций до запредельных величин. Биржевые «медведи», искусственно заваливающие цены вниз, были буквально растоптаны бычьими копытами. За 7 лет индекс Доу-Джонса утроился. Таким образом, фондовый рынок искажал реальную картину, сложившуюся в экономике. Кредиты использовались в спекулятивных целях, и биржевой пузырь все больше надувался. Свою роль в движении к пропасти сыграла и жесткая привязка американской валюты к золотому стандарту. Вместе с ростом денежной массы неуклонно увеличивался государственный долг.

Масла в огонь подливали политики-популисты. Например, бывший член правления General Motors Джон Рэскоб, став председателем Демократической партии, ездил по стране, рекламируя GM и фондовый рынок. В сентябрьском номере Ladies Home Journal за 1929 год в статье «Все должны быть богатыми» он внушал соотечественникам, что если инвестировать всего лишь $15 в неделю, то через 20 лет можно стать владельцем капитала в $80 тыс. В то время это было изрядное состояние, эквивалентное нынешним полутора миллионам.

О том, сколь популярна была тогда на бирже, свидетельствует история Джо Кеннеди, отличавшегося страстью к фактам, полным отсутствием сентиментальности и удивительным чувством момента. Он оставался на рынке до конца 1928 года, а затем продал большую часть своих акций. Летом 1929 года он начал задумываться о реинвестировании полученных средств. Но как-то раз услышал разговор двух чистильщиков обуви о том, какие акции покупать, и отказался от своих замыслов. «Рынок, который предсказывают чистильщики обуви, для меня – уже не рынок», - сказал он себе.

Ломая крылья, теряя перья

24 октября на Нью-йоркской фондовой бирже разразилась беспрецедентная паника. После непродолжительной игры на повышение спекулянты, осведомленные о затоваривании складов произведенной продукцией, начали активно продавать ценные бумаги. Произошел лавинообразный сброс 12,9 млн.  акций. В экстренном выступлении по радио Гувер попытался успокоить американцев: это случайное падение, скоро все будет отыграно назад. Но за черным четвергом последовал еще более черный вторник. Словно костяшки домино, посыпались голубые фишки - U.S.Steel, Westinghouse, General Motors, Paramount, Fox, Warner Bros... Попытки ФРС остановить падение котировок оказались безрезультатны: к вечеру 16,4 млн. акций были спущены за бесценок. Спекулянты, такие, как Джо Кеннеди, радостно потирали руки. А добропорядочные инвесторы выбрасывались из окон.

Началось затяжное безостановочное падение в пропасть. Промышленный индекс Доу-Джонса, находившийся накануне черного четверга на отметке 380 пунктов, рухнул до уровня в 40 пунктов. 4 года депрессии принесли чудовищную разруху. Совокупная стоимость акций на Нью-йоркской фондовой бирже упала с $90 млрд. до $16 млрд. Лопнуло больше пяти тысяч банков, на депозитах которых в общей сложности было размещено $3263 млн. Обанкротились 135 тыс. промышленных, финансовых и торговых компаний. Промышленное производство сократилось в 2 раза, производство автомобилей – в 5 раз. Урожай зерновых культур снизился вдвое. Разорились больше миллиона фермеров. Национальный доход США сократился с $88 млрд. до $40 млрд. Уровень безработицы достиг катастрофических масштабов – в начале 1933 года средств к существованию лишились более 16 млн. американцев, то есть, почти 20% трудоспособного населения. По уровню развития страна была отброшена к началу ХХ века. И вернуться к докризисному состоянию американская экономика смогла лишь к 1940 году.

Ужасны были и социальные последствия депрессии. За 4 года в США почти полностью деградировал средний класс. Что предопределило те муки, с которыми сменивший Гувера Рузвельт вытаскивал страну из экономической пропасти.

Шаг вперед, четыре назад

Гувер чуть ли ни еженедельно убеждал отчаявшихся американцев в том, что дно достигнуто, и страна начинает медленное движение вперед и вверх. Естественно, он пытался остановить развитие катастрофы. Но никакой практической пользы его действия не имели. В основном из-за того, что президент окружил себя консультантами-монетаристами, для которых бытие определяют курс доллара, кредитный процент, налоговые ставки, таможенные тарифы, денежная масса и прочая арифметика. Конечно, регулирование этих величин способствует купированию кризисных ситуаций. Но Америка столкнулась с чем-то неведомым, никем прежде не испытанным. По масштабу катастрофы Великую депрессию можно сравнить с крушением «Титаника».

Антикризисная политика Гувера не только оказалась малоэффективной, она еще и была инициирована с большим запозданием. Белый дом тешил себя иллюзиями, что рынок все сам урегулирует – пока не разразился голод. Пытаясь спасти от полного краха денежную систему, Гувер в 1931 году призвал банки организовать Национальную кредитную корпорацию, которой предписывалось помогать тем банкам, которые находились в самом тяжелом положении. Через год в связи с низкой эффективностью корпорации была основана Реконструктивная финансовая корпорация, в которой уже участвовало государство, закачавшее в фонд банковской взаимопомощи почти $4 млрд. Но и этот шаг не дал результатов. К Рождеству 1932 года в банковской системе случился коллапс, и через полтора месяца в стране были объявлены бессрочные банковские каникулы.

Столь же тщетны были попытки обуздать безработицу. До 1932 года федеральной программы не существовало: Гувер считал, что с этой проблемой в состоянии справиться власти штатов и городские муниципалитеты. Затем был принят чрезвычайный закон, который предписывал Реконструктивной финансовой корпорации выделить штатам на помощь безработным $300 млн. Но львиную долю этой суммы корпорация  ссудила нуждающимся банкам, передав комитетам по борьбе с безработицей лишь $30 млн. То есть, масло размазали по бутерброду тончайшим слоем – на одного ищущего работу американца пришлось чуть больше доллара.

Столь же беспомощными оказались попытки поддержать отечественного производителя, из-за чего были подняты ввозные пошлины на импорт. В ответ на это торговые партнеры США то же самое сделали и со своими ввозными тарифами, и ситуация усугубилась. Не удалось спасти от разорения миллион фермерских хозяйств – они были не в состоянии производить продукцию в условиях низких цен и обнищания населения.

Администрация Гувера совершала не только беспомощные шаги, но и губительные ошибки. Одна из них - жесткая привязка доллара к золотому стандарту, благодаря чему за 20,67 обесцененных бумажек  на протяжении четырех лет можно было купить тройскую унцию.

Смотрите, кто пришел

На президентских выборах 1932 года Франклин Делано Рузвельт с необычайной легкостью победил Гувера, которому в стране уже никто не верил. Приняв присягу 4 марта 1933 года, Рузвельт начал энергично разруливать ситуацию, неумолимо приближавшуюся к голодным бунтам, а то и к революции. Его первый шаг был направлен на возрождение из праха банковской системы. Выступая перед нацией, он клятвенно пообещал, что 16 марта после каникул откроются самые надежные банки. Причем за этими банками будет стоять правительство, гарантирующее сохранность вкладов. Ему поверили, и банки перестали осаждать толпы стремящихся изъять свои накопления.

Но это были лишь слова. Реальные гарантии сохранности вкладов появились в июне, когда начала действовать антикризисная программа «Новый курс», и вступили в силу первые самые насущные законы. Была создана Федеральная корпорация страхования вкладов, в которую вошли все банки - члены ФРС. Остальным было настоятельно рекомендовано добровольное членство в корпорации. Фонд страхования был образован за счет взносов банков. Затем Реконструкционная финансовая корпорация купила контрольные пакеты акций крупнейших банков. Так достигались две цели: усиление правительственного контроля и размещение в банках суммы выкупа пакетов, которая составила почти полтора миллиарда долларов. Результаты не замедлили сказаться: если в 1933 году обанкротилось 180 банков со $150 млн. на депозитах, то на следующий год банкротов было 34, и потери составили $10 млн.

Следом пришел черед поднимать из руин промышленность и сельское хозяйство. И тут администрация Рузвельта на свой страх и риск, предвидя обвинения в попрании экономических свобод и заигрывании с Советским Союзом, приняла два закона, которые частично отменяли механизмы рынка, вводя элементы государственного регулирования. Так называемый «кодекс честной конкуренции» вводил в промышленности фиксирование цен на продукцию, распределение рынков сбыта и регулирование уровня производства. Закон о регулировании сельского хозяйства дал возможность повысить цены на сельхозпродукцию без существенного ущерба для потребителей. Это достигалось за счет выплаты фермерам компенсации за сокращение посевных площадей и поголовья скота.

Рузвельт не оставил без внимания и национальную валюту, которая нуждалась в серьезных терапевтических мерах. Способ излечения выбрали радикальный: в апреле 1933 года был запрещен импорт золота, что привело к резкому обесцениванию доллара и его дальнейшему падению. Естественно, это вызвало бурю отрицательных эмоций в стане торговых партнеров США. Но Рузвельт, спасавший страну от краха, был непреклонен: он заявил, что о стабилизации доллара необходимо забыть.

Однако стабилизация, причем на достойной отметке в 60% от додепрессивного курса, наступила. И произошло это достаточно скоро, в феврале 1934 года – за счет реализации плана закупок золота по все возрастающим ценам.

Очень эффективным оказался и федеральный чрезвычайный закон по борьбе с безработицей. В первый год правления Рузвельта государственному казначейству поручили распределять пособия по безработице и социальные выплаты. Их первоначальный размер равнялся $15 на семью, к январю 1934 года эта сумма удвоилась. Затем появилась Администрация общественных работ, которая привлекала всех желающих для строительства дорог и дамб, электрификации сельской местности, посадки лесов. В зависимости от квалификации устанавливалась зарплата в размере от $20 до $95. В период выхода из депрессии общественными работами занимались более 4 млн. человек.

Рузвельта прозвали «социалистом» не только потому, что он ввел в экономику страны принципы государственного регулирования, но и благодаря его социальным нововведениям. Была установлена минимальная почасовая зарплата и максимальная продолжительность рабочего дня. Детский труд запретили, ввели обязательное пенсионное страхование. Домовладельцы в суровые годы получали помощь в погашении ссуд, а их кредиторам запрещалось отбирать дома за долги.

И, наконец, важную роль в борьбе с депрессией сыграли регулярные радиовыступления Рузвельта, получившие название «Беседы у камина». Президент, прекрасный оратор, откровенно и доверительно отвечал на насущные вопросы американцев, разъяснял суть преобразований и заставлял людей поверить в успех «безнадежного предприятия». И это было громадным стимулом для движения вперед: ведь без веры невозможно добиться результата. Ни в одной из сфер человеческой деятельности.